Великая Пустынь.

У меня в руках — тоненькая папка, в ко­торой уместились сведения о последних годах существования Ильинской религиозной общины. На пожелтевших страницах отмечен тернистый путь прихожан 20 дере­вень бывшего Санциловского и Ильинского сельсоветов и их священника Алексея Ал­сеевича Добровольского.

В 1929 году Совет Народных Комиссаров и органы НКВД разработали постановле­ние и особые инструкции о правах и обя­занностях религиозных общин страны. Они- то и помогли окончательно расправиться с верующими людьми. А произошло это благодаря бумажной волоките и чиновни­чьему произволу. От общины, в том чис­ле и Ильинской, ежегодно, кроме упла­ты больших налогов, требовали список учредителей, в который входила вся церков­ная двадцатка, список правления общины и ревизионной комиссии, анкету священ­нослужителя и опись церковного имуще­ства. В противном случае храм закрывали, и местные власти использовали здание по своему усмотрению.

В 1931 году председатель Чухломско­го РИКа Петров шлёт в село Ильинское грозное предупреждение о невыполнении крючкотворных условий по регистрации общины, и только через месяц председа­тель сельсовета Осокин, секретарь Потехин и счетовод Екимов удосужились составить опись имущества. Следует подчеркнуть, что в 1922 году государство изъяло из церквей района все предметы, содержащие дра­гоценные металлы, но в Ильинской чудом сохранились серебряный напрестольный крест, кадило, ковчег, чаша для причастия и плащаница, вышитая золотыми и сере­бряными нитями. Далее в описи усердные представители сельсовета отметили: крыша церковная покрыта железом, на колокольне семь медных колоколов, а окна с 1911 года забраны железными решётками.

В то время председателем церковной общины была 30-летняя Мария Николаевна Сентябрёва, и в марте 1932 года следую­щий председатель сельсовета по фамилии Харитонов прислал ей копию акта о провер­ке церковного имущества и распоряжение РИКа о закрытии церкви по причине от­сутствия перерегистрации. Храм опечатали, ключ забрал Харитонов, но в течение корот­кого срока община вновь представила все документы и богослужения возобновились.

Однако верующие люди были бельмом на глазу для безбожной советской власти. В июле 1934 года на заседании президиу­ма Ильинского сельсовета третий по счёту председатель Меднов вынес постановление: «За неподчинение нашему распоряжению со стороны служителя культа Добровольско­го, за отказ по доставке извещения срочно вызываемого члена сельсовета из д. Алешково Осокина привлечь Добровольского к штрафу в сумме 25 рублей и с последнего взыскать в 24 часа». Штраф отец Алексей уплатил, но пожаловался в райисполком на действия местной власти. В заявлении он пишет: «Я подвергся штрафу только за то, что вследствие своего болезненного состояния не мог доставить извещение чле­ну сельсовета Осокину за пять километров в д. Алешково. Не имея курьера, Ильинский сельсовет очень часто посылает меня, и я хожу с доставкой разных извещений и по­весток на дальние расстояния. Возраст мой немалый — 69 лет, и врачебной комиссией я признан нетрудоспособным. В этот раз по причине серьезного заболевания я не смог унести извещение, а посему прошу освободить меня от штрафа». Что, кстати, и было исполнено по указанию Чухломско­го РИКа.

Вскоре престарелый батюшка ушёл за штат, а его место занял священник из села Бушнево, внук протоиерея Чухлом­ского Преображенского собора Владимир Михайлович Соболев. Семья священника осталась в Бушневе, а он жил на кварти­ре в д. Панютино у кого-то из прихожан. Но маховик репрессий начал стремитель­но раскручиваться и 25 ноября 1937 года отца Владимира вместе со священником с. Понизье Василием Николаевичем Ювенским, священником Воскресенской церк­ви села Глазуново Иваном Никаноровичем Рязановским и священником Покровской церкви с. Ножкино Василием Александро­вичем Лапшангским арестовали и пригово­рили каждого к 10 годам. Из лагерей никто из четверых не вернулся.

Старый батюшка Алексей Доброволь­ский умер 18 февраля 1945 года у себя дома и похоронен в Ильинском, а церковь после ареста Соболева три года хранили верующие, но в 1940 году её закрыли на­всегда. В июне 1948 года налоговый инспектор райфинотдела Голубева, председатель Ильинского сельсовета Михаил Семёнович Потехин, счетовод колхоза «Новая жизнь» Михаил Николаевич Борисов обследовали Ильинскую церковь в присутствии Зои Ива­новны Добровольской, вдовы погибшего на фронте сына священника Николая Алек­сеевича Добровольского.

«Внутри церкви, как теплой, так и холод­ной, несколько разбросанных деревянных икон, три шкафа, две печи, деревянные распятая, два сундука, свечной дубовый ящик. Всё имущество изломано, разбросано, стёк­ла выбиты, а церковь не закрыта и нахо­дится в плохом состоянии», — рассказывает последний документ из дела.

Теперь мало кто знает, что на местном кладбище, от которого не осталось и следа, в 1843 году похоронили прихожанина Ильинского храма, владельца усадеб Петровское и Давыдовское, капитан-лейтенанта флота, участника войны со Швецией и Францией, мирового посредника, коллежского советника Петра Николаевича Лермонтова с же­ной Парасковьей Степановной, урождённой Кафтыревой. Где-то здесь находятся и мо­гилы капитана второго ранга из ус. Левино Петра Андреевича Борноволокова, его жены Марфы Григорьевны, штабс-капитана Генна­дия Васильевича Бекарюкова с женой Алек­сандрой Арсеньевной, урождённой Волженской, и их сына Геннадия.

Ветер, снег и дождь хозяйничают в пу­стых стенах храма, да изредка любопытный прохожий заглянет в разорённое здание постройки 1815 года. Лишь крики докучли­вых ворон нарушают покой бывшего села с древним названием Великая Пустынь, святого места, где когда-то подвизался пре­подобный Авраамий Чухломский, в память кончины которого сельский храм носит имя Илии Пророка.

Татьяна БАЙКОВА.