Кологривский тупик:
за что убили Лешего?

Съездил недавно в один медвежий уголок. Впочатления*:

Попасть в город Кологрив непросто. От ближайшей железнодорожной станции Мантурово туда два раза в день ходит автобус – по вторникам и четвергам. Пассажиры с большими сумками набиваются в него так плотно, что ехать приходится чуть ли не на голове у соседа. Еще в Кологрив раз в сутки ходит из Костромы ржавый «Икарус». Продолжительность маршрута – чуть более восьми часов. Увидев «Икарус», я не поверил, что эта колымага способна двигаться столь долго, и оказался прав: автобус на полпути сломался.

«Конечно, вы приехали из Кологрива навестить свою покойную бабушку», — говорит Остап Бендер Кисе, утверждающему, что он приехал «вовсе не из Парижа». В предреволюционной фельетонистике Кологрив считался символом провинциального захолустья. Однако в городе имелась больница, присутственные места, телеграф, телефон, уездное и приходское училища, женская гимназия. Были даже синематограф и театр, а богатые лесопромышленники строили себе каменные дома. Во многом захолустную судьбу города определила железная дорога из Петербурга в Вятскую губернию, которую собирались строить через Кологрив, но проложили южнее – через Буй, Галич и Шарью. Промахнулось где-то кологривское купечество, не тем чиновникам видимо взятки давали. И по сей день об упущенном шансе напоминает здание кологривского вокзала, расположенного в 70 километрах от железной дороги.

Сейчас в Кологриве живет около 3400 человек, что явно не соответствует статусу города. Да и во всем районе, вместе с городом, едва ли наберется 8 тысяч обитателей. Молодежь отсюда уезжает, смертность, как водится, в 2,5 раза превышает рождаемость. Работы, кроме как на лесозаготовке, нет. Были когда-то в Кологриве маслозавод и промкомбинат по изготовлению лимонада и пряников, но в 90-е годы вся промышленность здесь вымерла. Как и везде, впрочем, — в маленьких российских городках без железной дороги.

Обычно, потеряв промышленность и какую-либо надежду на восстановление оной, власти в таких городках начинают мечтать о туристах. Дескать, мы сейчас девочек из отдела культуры оденем в лапти и сарафаны, и отправим на площадь с балалайками камаринского выплясывать. И сразу же к нам турист пойдет косяком, наполняя карманы жителей и бюджет. Вот и в Кологриве туризм считается приоритетным направлением развития района. В прошлом году на развитие туризма из бюджета было выделено аж 30 тысяч рублей. В скором времени в Кологриве появится даже интернет-сайт. Но это уже не местная инициатива: губернатор Костромской области грохнул кулаком по столу и обязал всех глав администраций создать городские сайты.

Из туристических достопримечательностей в Кологриве есть музей с картинами уроженца здешних мест Ефима Честнякова. Любопытные, кстати, картины – этакий лубок, сентиментальные сценки из крестьянской жизни с кукольными персонажами. Еще в музее есть коллекция старинного оружия. Меня особенно порадовала надпись под одним из тесаков – «самурайский ятаган». Неподалеку от музея находится Центр народного творчества с прялками-скалками. На холме стоит Успенский собор с необычным настоятелем, летающим над городом на дельтаплане в священническом облачении. С собором, кстати, связан забавный анекдот. Приезжал как-то в Кологрив бывший генпрокурор Устинов, спросил, чем собору можно помочь. Настоятель попросил у него 100 тысяч на ремонт. Просил рубли, а Устинов не понял и прислал 100 тысяч долларов.

По весне в Кологриве появляются тысячи диких гусей, летящих в тундру с зимовки в Голландии, и останавливающихся здесь погостить в пойме реки Унжи. Но самая главная достопримечательность – это партиархальная, захолустная атмосфера самого города и, конечно же, лес. Даже сегодня, после всех вырубок, лес занимает 80% кологривского района. Леса здесь больше, чем во всей Ярославской губернии. И лес здесь очень красивый: привычная взгляду чертополосица березок и осинок сменяется солнечными сосновыми борами и сумрачными таежными ельниками.

ЛЕС ДА ЛЕС КРУГОМ…

Лес для кологривцев и отрада, и кормилец. Официально в районе сейчас около 50 мелких лесопилок и один крупный леспромхоз, вырубающий 180 тысяч кубометров древесины в год. Фактически же лесом живет подавляющее большинство кологривцев. И даже местные колхозы лишь симулируют сельскохозяйственную деятельность, получая в зависимости от количества сданного молока лицензию на вырубку, — тем и живут.

«Кологривский район второй от Урала до Европы по запасам древесины, — с гордостью говорил мне глава районной администрации Игорь Шевченко. — Причем лес очень качественный, достаточно плотная и экологически чистая древесина: поблизости нет ни одного загрязняющего экологию предприятия». Вот уже восемь лет, с тех пор как Шевченко возглавил район, есть у него мечта: построить в районе высокотехнологичное деревообрабатывающее предприятие. Но мечта, видимо, так и останется мечтой, поскольку представления большинства кологривцев о своем сказочном, лесном богатстве специалисты не разделяют.

«Лесосырьевая база района, единственный источник дохода населения, была подорвана в период с конца 40-х до 80-х годов, — утверждает Максим Синицын, директор созданного два года назад заповедника «Кологривский лес». — После войны вся долина реки Унжи исключительно сильно эксплуатировалась ради потребностей Балахнинского ЦБК. Старовозрастных естественных лесов здесь не осталось. И рубить реально сейчас нечего. Ко мне приходят местные жители, занимающиеся лесом. Спрашивают: где есть лес? Леса нет хорошего. Весь лес вырублен. Есть назкотоварная древесина – береза и осина – а хвойных нет. Высококачественную доску здесь делать невозможно. Клееный брус здесь делать очень сложно, потому что потребных объемов на вырубку не набрать. Долгосрочно прогноза по Кологривским лесам не существует. Вся система лесных дорог, созданная в советское время, не поддерживалась и исчезла. Лесовосстановлением здесь занимаются очень слабо. Не хватает господдержки. Основной арендатор здешнего леса – «Свеза», крупная компания, владеющая рядом фанерных комбинатов. Сейчас рассматривается вопрос строительства ЦБК в Мантурово. Вся лесосырьевая база будет работать на этот ЦБК. И в итоге район останется сырьевым. Глубокой переработки леса здесь никакой не предполагается. Тем более что здесь нет электроэнергии для этого. В целом район исключительно депрессивный с очень быстрым оттоком населения».

Кологривцы очень благожелательно отнеслись к появлению в районе заповедника. Разговоры об уникальной местной экологии здесь также популярны как разговоры о погоде. И, кроме того, заповедник – один из источников развития района. При нем будет открыт центр полевых практик для студентов, визит-центр для биологов и даже музей. А значит, появятся новые рабочие места для кологривцев. Да и сегодня заповедник – это 104 рабочих места, что по масштабам города очень существенно. С другой стороны, заповедник перечеркивает всяческие надежды на появление в Кологриве какой-либо промышленности. Инвесторы вряд ли захотят соответствовать экологическим нормам, предусмотренным в законе о заповедниках.

ПРО ДОРОГИ И ЧУДЕСНЫЙ ЭЛИКСИР

Сегодня бюджет района – 80 млн. рублей. 48% бюджета тратится на образование и поддержку школ в неперспективных деревнях. 15% идет на здравоохранение, 10% — на содержание местной власти, остальное тонким слоем размазывается на содержание дорог, поддержку предпринимательства и прочие расходы.

Дороги в Кологривском районе только условно можно назвать дорогами. Как и во всей Костромской области, впрочем. Вытерпеть такие дороги сможет только турист с чугунной задницей. Нельзя сказать, что власти вообще не занимаются дорогами: они пытаются их латать в меру своих скудных возможностей. Но груженые древесиной лесовозы разбивают дороги быстрее, чем власть успевает чинить. Местные жители к отсутствию дорог привыкли. Даже дорога Кологрив – станция Мантурово появилась в районе сравнительно недавно. До этого сообщение Кологрива с внешним миром осуществлялось по реке Унже, впадающей в Волгу. Но в результате хищнических вырубок река обмелела, на дне скопились затонувшие бревна, и судоходства на Унже больше нет.

Когда я уезжал из Кологрива, в кабинете главы администрации сидели два турецких шамана с переводчиком и пытались продать какой-то магический эликсир. Дескать, если этим эликсиром полить глиняную дорогу, то глина чудесным образом превратится в прочнейшее дорожное покрытие, которое будет вдвое дешевле, чем обычный асфальт. Состав эликсира конечно же не разглашается – это секретнейшее турецкое ноу-хау. Полагаю, договор с шаманами район подпишет: а куда деваться, если денег нет?

ШЕВЧЕНКО

Глава местной администрации Игорь Шевченко прежде был врачом, возглавлял районную больницу и всю медицину района. И судя по тому, что местные жители частенько в приемные дни приходят в администрацию не с социально-экономическими, а с медицинскими проблемами, врачом Шевченко был неплохим. То, что ему не удается заманить в район серьезных инвесторов, — не его вина. Инфраструктуры в районе практически нет, электроэнергии едва хватает для обеспечения нынешних потребностей, газа нет вообще. И нет денег, чтобы что-то изменить.

Главное достоинство главы Кологривской администрации – его неизбывный оптимизм. «Я всегда всем доказываю: да, медленно, тяжело, но становится лучше, — говорил мне Игорь Шевченко. — Люди получают нормальную зарплату, рабочие места появляются. Безработицы нет. У нас на 3 вакантных места только один человек. Но люди просто не хотят работать за 4-5 тысяч. В этом году мы выйдем на 30 % собственных доходов от консолидированного бюджета. Я одним из первых в области рассчитался со всеми долгами – энергетикам, пенсионному фонду, налоговикам. Долгов было столько, что район можно было банкротить. Ведь по закону, если кредиторка превышает 75% бюджета, то район — банкрот. Так вот, у нас 99 % муниципальных образований в стане – банкроты. А у меня на сегодняшний день кредиторка всего 4 млн. рублей. За 8 лет моей работы я не закрыл ни один колхоз. У меня колхозы ничего никому не должны. В этом году губернатор поставил задачу удвоить собственные доходы. Я не знаю как остальные, но я удвою. Я считаю, что нам даже повезло, что у нас нет железной дороги. Уездный патриархальный городок сохранился. У нас уровень преступности в разы ниже, чем средний по области».

КУДА ПОДАТЬСЯ?

Если рассматривать перспективы Кологривского района более трезво, то помимо лесозаготовки и мифического туризма, подспорьем бюджету могло бы стать животноводство. Идеальные природные условия – сочные луга, закрайки лесов – все вроде бы способствует. По данным 1893 года в Кологривском уезде одного только крупного рогатого скота было почти 44 тысячи голов. Земледелие же здесь всегда было неэффективным. До революции выращиваемого хлеба не хватало для пропитания населения, и зерно привозили из Вятки.

Сказать, что сельское хозяйство сегодня в районе погибло, — ничего не сказать. Чтобы впустую слова не тратить, я лучше статистическую табличку приведу:

1985 год 1995 год 2006 год
Крупный рогатый скот 7269 3914 1137
В том числе коровы 3007 1569 515
Свиньи 788 355 44
Площадь пашни, га 18666 14526 13417
Посевная площадь 17543 11724 8681
Численность работающих 1114 684 212

В качестве комментария к табличке можно отметить, что колхозная коровка молока дает как коза – 2-3 литра в день. Продовольственного рынка в Кологриве нет совсем. По четвергам рыночная площадь оживает. Но торгуют здесь китайским ширпотребом. Ничего съедобного я на рынке не нашел. А ведь в районе 6 колхозов, а в лесах – море грибов и ягод.

Недавно появилось тут предприятие по переработке дикоросов – грибов и ягод. Но кологривцы быстро смекнули как разбогатеть: сдали на переработку грибы с запрятанными в них гвоздями. В результате сломалась дорогая резочная машина. Предприниматель плюнул на Кологрив и ушел работать в другой район.

Но есть в Кологривском районе 4 героических фермера, которые, несмотря ни на что, работают и кормят город.

МИТИН

Александр Митин – военный пенсионер. В 1995 году вышел в отставку майором. Служил здесь же, в кологривском районе, начальником штаба строительного батальона. Кстати, этот батальон построил еще одну местную достопримечательность – огромный мост через реку Унжу, ведущий в никуда. По словам Митина, выше по течению Унжи, видимо, планировали хоронить радиоактивные отходы. В то время тут по лесу бродили хорошо экипированные люди со значками наподобие тех, что Митин видел у военных на ликвидации катастрофы в Чернобыле. Но что-то атомным похоронщикам помешало.

На мой вопрос, почему решили заняться фермерством, Митин отвечает, что ничего не решал. В 1992 году случайно узнал, что в районе отводят землю под строительство жилых домов за деньги Министерства обороны. Планировалось построить 7 домов, но построили только два. Точнее, сдали недостроенными. Ни дверей, ни окон, ни полов, ни дороги – ничего не было. И один из этих домов взял себе Митин, как не имеющий жилья военный пенсионер.

«Первые четыре года жили очень трудно, — рассказывает Митин. — Военная пенсия – копейки. Супруга в школе работала. У меня в 98-м была пенсия 700 рублей, а у нее зарплата – 289 рублей. Открыли при доме меленький сельский магазинчик. Стал по деревням товары развозить. В одной деревне, скажем, две старушки живут, в другой – три, ну и так далее. Давно бы уже магазин закрыл, но старух жалко. Они еле ходят, даже в гости друг к другу зайти не в состоянии. Я беру с собой почтальона. Она им пенсию приносит, собирает плату за воду и свет, а я – продукты разношу. В 2003 году я справился с вредными привычками – курением и алкоголем. Купил два дома в деревне Павлово по дешевке, перевез их сюда, приспособил для содержания свиней и овец».

Сейчас у Митина полсотни свиней и 20 овец. Есть отапливаемая овощная теплица. В начале мая у него уже свежие огурцы, а в середине июня – полторы тысячи кочанов капусты. Овощи Митин развозит по магазинам, в больницу, детские садики и школы. Есть у него еще три улья. Ульев будет больше, но позднее, когда, как говорит Митин, здоровья чем-то другим заниматься не будет. А сейчас он собирается вдвое увеличить поголовье свиней. Это уже будет 4-5 тонн мяса в год. Свежее мясо в районе – дефицит. Покупатели к Митину заранее, за два месяца до забоя, записываются. В апреле он продавал свинину по 125 руб/кг. На рынке же свинину продают по 200-220, а вырезка – по 240 рублей. В октябре Митин планирует поднять цену на свинину до 150 рублей.

Попробовал он и коров разводить. Но в колхозе выбраковку брать – не выгодно. Да и большая территория для коров нужна. А ему хочется, чтобы все хозяйство под боком было. Овцы в этом смысле гораздо удобнее коров. Штук пятнадцать малышей дают в год, и полностью все затраты оправдывают. Шерсть и шкуры овечьи здесь не востребованы. А вот мясо на шашлык берут. Те, у кого деньги есть.

В прошлом году Митин получил с овощей прибыль 50 тысяч рублей, еще 40 тысяч – с магазина. Со свиней на будущий год планирует 200-250 тысяч чистой прибыли взять. Хозяйство ведет вдвоем с женой. Двое сыновей уехали жить в город. «Жить здесь можно, пока здоровье есть, — говорит Митин. — Но в перспективе делать здесь нечего. Поэтому я и детям сказал – уезжайте».

Иногда он нанимает помощников из ближайших деревень. Но с каждым годом все труднее найти помощника: люди спиваются и вымирают. Недавно колхоз «Ильинское» пытался нанять пастуха. Хорошую по местным меркам зарплату предлагали – 10 тысяч рублей. Даже в районной газете объявление о вакансии размещали. Не нашлось в Кологривском районе желающих. Пришлось председателю колхоза из Курска семью цыган привезти – коров пасти.

«Эх, была бы какая-то помощь от государства, льготный кредит, например, — мечтает Митин, — я бы здесь поставил ферму на тысячу свиней. Рука-то набита уже».

ЗАРУБИН

Фермером Михаил Зарубин стал в 1991 году. До этого работал в Сельхозхимии главным инженером. Но не поладил с начальством, уволился, стал преподавать механизацию в школе. Школьная работа не понравилась, переехал из Кологрива в соседнюю деревню Починок. Два года работал с женой в колхозе. Но из колхоза их выгнали за слишком высокие надои. В провинции ведь основной закон – не высовываться и не выделяться.

Покинув колхоз, Зарубин стал собственное хозяйство налаживать. Сначала взял 5 коров. Потом глава района помог взять кредит, и удалось построить молочную ферму. Этот кредит под 183% Зарубин вряд ли когда забудет: еле вылез из кредитной удавки. Молоко поначалу сдавал на маслозавод, потом маслозавод помер. И Зарубин стал продавать молоко в Кологриве на улице. Очень быстро вытеснил колхозных конкурентов. С колхозами ведь конкурировать не сложно. Когда, к примеру, во фляге с молоком, привезенным в детский садик из колхоза «Родина», плавает дохлая крыса, жители просто перестают покупать у «Родины» молоко.

Со временем арендовал в муниципальном магазине молочный отдел. У Зарубина уже 23 молочные коровы, и еще полсотни мясных коров он держит на улице. Хозяйствовал вдвоем с женой. Недавно к Зарубину приехал жить сын, окончивший Петербургский политехнический институт. Стало полегче. Купили для молока упаковочную машину. Сын-инженер ее быстро наладил. Сейчас Зарубины собираются новую ферму строить, коров на сорок. Хочет приглашать к себе летом на практику ребят из Костромского сельхозинститута: а вдруг кто-то из них решит потом в деревне Починок остаться? Окрестные деревни ведь обезлюдели, — и это всего за 20 лет реформ. Зарубин вспоминает, что когда в 1989 году он переехал в деревню, людей в Починке много жило, и было три молочных фермы.

Как и вся страна, кологривские колхозы прочно сидят на игле, — только не на нефтяной, а на лесной. По словам Зарубина, раньше колхозам давали по тысяче-полторы кубометров леса в год. Но колхозы были большие. А сейчас в колхозе человек 7-8 работают, а дают им уже по 15-17 тысяч кубометров. Куда уходят вырученные деньги – не понятно. Точнее, понятно, но правоохранительные органы не хотят этим вопросом заниматься.

«Колхозы, как форма хозяйства, давно изжили себя, — уверен Зарубин. — Кто сейчас в колхозах остался? Тот, кто много пьет и не хочет работать. Когда в деревню вернутся уехавшие в город толковые ребята, вот только тогда сельское хозяйство можно будет поднять. А что надо сделать, чтобы они вернулись, — тут уж пусть правительство думает. Рано или поздно, жареный петух власть в зад клюнет, заставит обратить внимание на деревню. Вот только не обернулось бы запоздалое понимание большой бедой: буза может начаться».

Спрашиваю, чем местная администрация может помочь фермеру. Риторический вопрос, но все же…

«Развитие фермерства невозможно без кредитов, — отвечает Зарубин. – А администрация могла бы стать поручителем при взятии кредита. И это была бы реальная помощь. Костромская область последняя в России по числу сельхозкредитов. А наш район по кредитам последний в Костромской области. Опять же, чтобы взять кредит в Сельхозбанке на технику, надо, чтобы эта техника была в банке аккредитована. Но хорошая техника не нуждается в аккредитации, ее и так покупают. Тоже проблема. И земля – проблема. Вот мне люди свои колхозные паи отдали, но попробуй выделись! Все сделано для того, чтобы земля осталась при колхозах. А ведь колхозные земли не используются и зарастают. И даже если в аренду взять, – нам с сыном понадобилось 4 месяца, чтобы аренду оформить! Ну, зачем эта волокита? Три колхоза из шести в нашем районе продукции производят меньше, чем три фермера. А земли-то у них ого-го сколько. Опять же, горючее: к концу года нам обещают дизельное топливо по 35 рублей за литр. А цены пропорционально горючему фермер поднять не может. Народ-то у нас бедный: не смогут люди покупать. Мне и так уже пришлось из-за цен на горючку поднять цену на молоко с 15 до 17 рублей. Вот сейчас сын в Кологриве мясной магазин открывает. Потому что надоело перекупщикам мясо отдавать: они получают столько же, сколько и я, производитель. Ну, смешно ведь, когда перекупщики говядину по 60-70 рублей берут. А закупочная цена на молоко знаете какая? 7 рублей за литр! При таких закупочных ценах у нас все сельское хозяйство развалится. Когда по телевизору показывают красивый мясомолочный комплекс на тысячу голов, они ведь не говорят, что в то же самое время тридцать таких комплексов подыхает!»

ЛЕШИЙ

Недавно Кологрив прославился на всю страну. Центральные газеты и телеканалы, захлебываясь от эмоций, рассказывали, как в Кологривском лесу застрелили Лешего. Лешим местные жители прозвали Александра Бычкова, уроженца расположенного по соседству Мантуровского района. В 1990 году родственники выжили Бычкова из дома. Податься ему было некуда. Пошел в лес, построил там дом и стал жить охотой и собирательством. Изредка выходил из леса в ближайшие деревни, менял там добытое в лесу на соль, крупы и другие, необходимые для выживания товары. Местные ему симпатизировали. Леший, хотя и сторонился людей, никому зла не причинял и даже не раз помогал встреченным в лесу людям. Документов у него не было. В 1997 году Бычков официально был признан пропавшим без вести.

В 2006 году, когда в Кологриве открылся заповедник, жилище Лешего оказалось как раз на его территории. Затем последовал конфликт с одним из егерей заповедника. Всего скорей, егерь либо ружье у Лешего отнять пытался, либо просто выгнать его из леса хотел. Леший послал егеря на три буквы. Егерь пожаловался директору заповедника, Максиму Синицыну, а тот, не разобравшись в ситуации, среагировал по инструкции: отрапортовал в Росприроднадзор. Ну, а дальше заскрипели шестерни бездушной бюрократической машины. Из Москвы позвонили в УВД Костромской области. Из области прислали четырех омоновцев. К ним присоединились два местных милиционера и четыре егеря. И они вдесятером на снегоходах отправились к жилищу Лешего.

Дальнейшее известно со слов участников охоты на Лешего. Будто бы Леший отказался вступать в переговоры и открыл огонь на поражение. Истекающий кровью, израненный ОМОН героически отстреливался, а Леший окружал их с флангов. Затем, будто бы омоновский снайпер засек среди деревьев фигуру человека и, цитирую, «послал с испуга пулю ему прямо в голову». Аккуратно так послал, хоть и с испуга, — чтобы лицо не попортить: труп ведь надо было идентифицировать. Кстати, ни в этот день, ни в последующий никто из «израненных» убийц Лешего в медицинские учреждения Кологривского района не обращался.

Следственное управление СКП РФ по Костромской области, проанализировав обстоятельства инцидента, пришло к выводу, что действия сотрудников милиции в Кологривском лесу были абсолютно правомерными и законными. Дело закрыто.

Думаю, если бы директор заповедника Максим Синицын мог предположить, как все обернется, он бы не стал звонить в Росприроднадзор. Сейчас, оправдываясь, он утверждает, что местные жители потому так хорошо отзываются о Лешем, что скупали у него шкурки. Чтобы опровергнуть это утверждение, хочу привести здесь мнения известных и уважаемых в Кологривском районе людей, которых никак не заподозришь в шкурном интересе.

Свидетельство фермера Александра Митина:

«Леший частенько заходил в мой магазин. Приходил рано утром, часов в 5-6, брал крупы, соль и сахар. Когда говоришь об этом человеке, какая-то радость на сердце. Когда он приходил, я бросал все дела, садились с ним, разговаривали. Ему надо было выговориться, и говорил он быстро, перескакивая с темы на тему. Но при этом говорил складно. Говорил, в основном, о лесе. О семье своей лишь один раз заговорил: сказал, что не поладил с женой. Он рассказывал, что у него круг километров 20. По этому кругу он ходит, проверят петли, капканы, как простой охотник. С ружьем в поселение он никогда не входил, оставлял в лесу. Был он метр шестьдесят ростом, худой. Обрезанные солдатские сапоги. Джинсы с аккуратными латками, чистые, выстиранные. Курточка какая-то строительная. Борода была короткая. На голове патлы не росли, видимо сам себя скуб. Я обратил внимание, что ногти у него были ухоженные, – для провинции это нетипично. В целом он не производил впечатления опустившегося человека. Я ему как-то овощи предложил, он не взял, сказал, что свой огородик в лесу есть. Несколько раз я ему заказывал ягоды. Еще он лукошки плетеные приносил, оставлял у меня в магазине на реализацию. Это был 2002 год. Потом его кто-то, видимо, шуганул, и он больше сюда не ходил. Так что последние годы мы с Лешим не общались. Синицын конечно молодец, что создал здесь заповедник. Но, если бы директором заповедника был бы кто-то из местных, он бы этого убийства не допустил. Здесь свой порядок, свои традиции укоренились. Ну, съел Леший лишнего лося, — кому от этого стало хуже? Вы думаете, какой-нибудь охотовед меньше лосей съел? Никто ведь за 17 лет не говорил, что этот Леший мешает кому-то жить. И люди у него в жилище были. Он им сушеные грибы и мясо дарил. И просил только никому про расположение его жилища не рассказывать. Я думаю, виноватых в милиции искать не стоит. Заказ делал заповедник, с заповедника и спрос. Поводом стало якобы то, что кто-то попал в капкан. Так там метка что ли Лешего на капкане была? В свой же капкан всего скорей и попали. У него там 70 капканов нашли, один из них чуть ли не на слона. Так откуда эти капканы появились? Слесарки для изготовления капканов у него не было. Неужели он ходил по району и скупал эти капканы? Он эти капканы собирал на своей территории. Чужие капканы – это экологический дисбаланс, а он свою территорию оберегал. Не исключено, что и с егерями он поссорился из-за того, что снял их капканы».

Мнение начальник отдела экологии и охраны окружающей среды Администрации Кологривского района Алексея Ширяева (и страстного охотника притом):

«К сожалению, я его не знал. А мне как охотнику и биологу очень бы хотелось с ним побеседовать. Это была ходячая энциклопедия. Человек, проживший в лесу 17 лет, — это находка для науки. Я бы, наверное, беседовать с ним мог месяцами не прерываясь. Как мог человек выжить в зоне неблагоприятной по клещевому энцефалиту? А он выжил и жил. А сколько он знал повадок зверей, сколько в природе всего неисследованного. Леший в совершенстве вписался в экосистему. Сколько пользы для заповедника было бы, если бы его приняли туда на работу. Ну, купили бы ему сапоги резиновые раз в год. Лосиные стойбища, места отела лосей, барсучьи норы, медвежьи берлоги, глухариные тока. Чтобы все это исследовать понадобятся годы. А Леший ведь все это знал. У меня к этому человеку глубокое уважение. Кому он тут плохо сделал? Никому не мешал. Кого-то он убил, ограбил? Говорят, что он оказал сопротивление, спровоцировал омоновцев. Глупости! Не он спровоцировал, а его спровоцировали. Живет человек в лесной глуши. Вдруг туда приезжают на «буранах», ревут моторы, выскакивают вооруженные люди в бронежилетах, кричат ему: «сдавайся»! Они что, пришли к нему с бутылкой водки, с тортом, — чтобы поговорить? Они пришли к нему с оружием. И даже снайпера притащили вместо специалиста по переговорам. Убивать они его пришли, а не разговаривать. И вели себя соответствующим образом. И Леший это понял. Говорят, он около десяти раз в них выстрелил. И при этом никого не подстрелил. И это охотник, проживший 17 лет в лесу, который белке в глаз попадет. Лес вокруг был его домом, его территорией. Он с этим местом сроднился, жил там как Маугли, лишнего не брал, не разрушал экосистему. Жалко его. Ни за что человека убили. Авторитет заповедника после этой истории сильно упал».

Кажется, ко всему мы привыкли: и к беспределу милиции, и к тому, что цена человеческой жизни в России – ломаный грош. Но эта история почему-то всех зацепила, объединила в сочувствии к Лешему и жителей Кологривского района, и пользователей рунета, обсуждавших это убийство на форумах.

Когда в Хакасском заповеднике обнаружили такого же беспаспортного лешего, точнее лешачку, Агафью Лыкову, пресса захлебывалась от восторга, а большие начальники считали за честь пожать лешачке руку. Кологривскому Лешему не повезло: слишком тихо и незаметно он жил, и омоновцы пришли к нему раньше, чем журналисты.

Будь я местным главой администрации, я бы поставил Лешему памятник и написал на нем: «Последнему промысловику, добытому в Кологривском районе». Опять же, туристов можно к месту убийства Лешего водить. А туризм ведь, как известно, — приоритетное направление развития Кологривского района.

Андрей ВОРОНИН